Президент и его женщина.

Президент и его женщина.

История любви Иосипа Броз Тито и русской крестьянки полна загадочности. Почему сорок лет один из самых известных диктаторов мира не мог встретиться с матерью своей дочери? И чем окончилась эта связь с будущим президентом Югославии, которая началась в 1916 году в глухом селе русской провинции?

Время, не пощадившее даже каменных жерновов на водяной мельнице ардатовского села Каласево, сохранило румянец на щеках 70-летней Агафьи Бирюковой. Этот румянец, стройность и ухоженные руки – предмет завистливых пересудов соседок, когда они полощут белье у свай заброшенной мельницы. На водяной мельнице сама Агафья не бывает. Ведь здесь она навсегда простилась с человеком, которого по-настоящему любила. Он долго обнимал и целовал ее, потому что под сердцем девушки жил его ребенок. Это был сильный красивый мужчина, с широкими плечами, за которыми висел мешок со стопкой толстых книг. Не чета ее лохматому и хромому Лаврентию, с которым заставила потом сойтись нужда. Тогда, прощаясь, красавец обещал не забывать и обязательно вернуться за своей Агуткой – так ласково он ее называл.

Этого человека знал весь мир. Именно его лицо Агафья высматривает в новостных программах по телевизору, смотреть который она ходит к дочери в соседнее село. Делать это на глазах соседей в их домах она стыдится: засмеют и обязательно вспомнят про мельницу и многое-многое другое. Агафья избегает этого. А недавно к ней прибежали домой с криком: «Агутка, муж твой едет!»

Большой переполох

Зимой 1967 года Кузьма Бекшаев, первый секретарь Ардатовского райкома партии, пребывал в растерянности после звонка руководителя Мордовии, первого секретаря областного комитета партии Георгия Осипова. В их Ардатовский район, в село Каласево, просит разрешения приехать сам президент Югославии Иосип Броз Тито. Когда-то это должно было случиться. Не раз заходили разговоры о возможном приезде Тито в Ардатовский район. Бекшаев нередко слышал рассказы о том, что после Первой мировой войны не известный тогда никому хорват Иосип Броз был прислан в Ардатовский уезд в качестве пленного, работал механиком на знаменитой тургеневской мельнице. Потом этот военнопленный стал президентом Югославии, и весть об этом, естественно, вызвала большой переполох в умах ардатовцев.

Кузьма Алексеевич не так часто навещал это дальнее село из-за плохой дороги. А само село? Многие крыши оставались соломенными, в домах земляной пол, а грязь в Каласево была такая, что коровы тонули в ней по брюхо. Никаких перемен в селе за годы советской власти не произошло. А Тито, судя по всему, хотелось взглянуть на те места, куда его упекли в молодости. Бекшаев вспомнил все рассказы про Тито в Каласево. Он прилежно работал, играл на гармони, вокруг него девки вились, и одна солдатка, чей муж был на фронте, родила от него дочь. Даже утверждали, что между Иосипом и солдаткой возникло серьезное чувство. Женщина после его отъезда жила спокойно, никому не мешала. И просится приехать Тито не только для того, чтобы взглянуть на красивые пойменные луга реки Алатырь. Ему хочется увидеться со своей женщиной в этом самом грязном селе Каласево. Кузьме Алексеевичу стало тревожно.

Вместе с президентом приедут сотни сопровождающих, а сколько будет журналистов! И хотя уже дана команда привести в порядок дорогу и побелить конюшни в колхозе, все это бесполезно. Никакие усилия не скроют вековой грязи и отсталости мордовского села. А этого показывать Тито никак нельзя. Дорогу до Каласево отсыпать и заливать асфальтом пришлось бы на скорую руку. А куда денешь село и его бедных жителей, которые выйдут поглазеть на Тито? И потому он знал, что ему ответить в следующий раз по телефону. На все высказанные сомнения Осипов промолчал и ответил ардатовскому секретарю: «Кузьма Алексеевич, я вообще-то уже позвонил в Москву и дал категорический отказ в ЦК». Но об отказе республики принять Тито Бекшаев никому более не сказал, чтобы не вызывать волнений.

Долго и напрасно Агафья под насмешливыми взглядами сидела перед своим домом и ожидала приезда гостя.

Жена «кошатника»

По грязной улице села Каласево шел человек с мешком, издававшим дикие крики. За человеком бежала стая собак, уже изрядно охрипшая от лая. От этих воплей из мешка и собачьих голосов прятались в тень своих домов не только люди, но и жались к ногам хозяев кошки. На дворе стоял 1916 год... Когда крики становились совсем невыносимыми, человек бил по мешку кулаком, и вопли на некоторое время умолкали... На кулаке виднелись кровоточащие ссадины и глубокие царапины. После посещения очередного дома крики в мешке возобновлялись с удвоенной силой. Собаки пытались ухватить человека с мешком за сапоги, а он все ругался на шавок, да так странно и смешно, будто немой. Толпа мужиков и баб подсмеивалась, наслаждаясь нежданным представлением. В толпе улыбалось и личико самой красивой девушки села – Агафьи Бирюковой. И это человеку с мешком было особо неприятно, так как личико ему нравилось. В сарае у мельницы мешок падал, и из него вылетали бешеные кошки. Уже давно хозяева мельницы страдали от многочисленных крыс и мышей, портящих мешки с зерном. Принесенные из собственных домов кошки были или ленивы, или слабы против многочисленного врага, а потому решили собирать по селу других. Выбрали на эту презренную работу человека самого последнего по социальному положению, к тому же для всех чужого и не знающего русского языка, как тут говорили, «басурмана».

Два года шла война с немцами, и месяц назад из уездного города Ардатова привезли несколько военнопленных, чтобы они, как рабы, трудились в хозяйствах зажиточных крестьян. Хотя хорват Иосип был прекрасным механиком и слесарем, собирать кошек по селу посылали все-таки его. Он уже занимался этим, когда работал на большой мельнице в другом ардатовском селе – Тургенево. И даже единственный друг пленного Иосипа, Герасим Эрзянкин, не мог оградить своего приятеля от этой унизительной роли. Правда, он помогал ему топить котят от плодившихся на мельнице кошек, а вместе с ними и тех охотниц, которые постарели или потеряли глаз в схватке с соперницами. Герасим был одним из редких жителей села, у кого имелась лодка. На ней они выгребали на середину реки, и Герасим сам сбрасывал мешки в воду, так как замечал у своего друга ненужные слезы... «А еще на войне был!» – смеялся мордвин. Потом они вместе удили рыбу и любовались на красивые закаты над рекой Алатырь. Герасим угощал пленника ухой, подкармливал его своими продуктами и даже отдавал свою подушку, когда их вдвоем оставляли дежурить на мельнице.

Не нравилось Герасиму в Иосипе только одно. Он даже хотел в мешке утопить книги, которые его друг беспрерывно читал днем и ночью, как только выпадала свободная минутка, и даже за едой! Герасиму казалось глупым тратить столько времени на какие-то типографские знаки, когда вокруг для глаз столько приятного: река, луга, зелень лесов и главное – нарядные юбки мордовских девок... А у некоторых из них и мужья на войне давно пропали. Герасим несколько раз подзуживал своего приятеля обратить внимание на красавицу Агафью.

Сидя в лодке с удочками над рекой, Герасим часто объяснял Иосипу как мог, и словами и на пальцах, что Агафья девка хорошая и до мужа, который пропал на фронте, у нее были мужчины и что она... Но однажды Иосип, подняв рубаху, показал своему приятелю на спине царапины, которые оставили явно не кошки, а существо более сильное, и, судя по довольной улыбке мужчины, ему было приятно общение именно с этим существом…

А ровно через два года Агафья Бирюкова вышла замуж за самого невзрачного, хромого мужика Лаврентия Сарайкина, у которого недавно умерла жена при родах. Лаврентий взял себе красавицу с ребенком, прекрасно понимая, что женщина его не любит, а выходит замуж только для того, чтобы устроить свою жизнь и навсегда прекратить досужие разговоры об отце своей маленькой дочери. Не удержали Агафью и уговоры Герасима все-таки дождаться Иосипа или вестей о нем.

И снова в Каласево

Агафье был памятен тот день, когда пленного Иосипа вызвали в Ардатов и он клятвенно пообещал провожавшей его Агафье написать и вернуться за ней. С тех пор на водяной мельнице реки Алатырь вблизи села Каласево смолотили столько урожаев, что ей уже не верилось, чтобы за такое время не нашлось никакой возможности... Злые бабки стали называть ее женой «кошатника». Родившуюся без отца дочь она нарекла Нюрой, и когда Герасим приходил поиграть с девочкой, то всегда отмечал сходство между нею и ее отцом – своим пропавшим приятелем. Герасим, всем твердивший про это, никак не мог поверить, что человек, не способный утопить в реке котят, забудет о своей дочери. Разговоры о возможном возвращении Иосипа не прошли бесследно для воображения Лаврентия, искренне влюбленного в свою красавицу-жену, и он всю свою семью вывез в Туркмению, подальше от разговоров об Иосипе. Там они жили 16 лет. Лаврентий трудился на железной дороге, Агафья шила халаты и тюбетейки, торговала чаем, привезенным из Каласево. А в Каласево у нее оставалась пятистенная изба и большой амбар, принадлежавшие ее родителям. Не раз она собиралась вернуться на родину, но муж пускал ее только на побывку. Так продолжалось долго, пока вдруг Агафья не собрала детей и не уехала с ними. Два года Лаврентий не приезжал за ней после ссоры, а потом все-таки явился. Приехал сердитый, ругался с женой, но она отказалась возвращаться в Туркмению. Лаврентий по-прежнему не хотел жить в Каласево, где, несмотря на прошедшие годы, еще оставались живые свидетели грехов молодости жены, а уж разговоры, как он справедливо думал, будут и вовсе вечными. Спасение пришло в образе вербовщика, который звал народ на жительство в Челябинскую область, на Урал. Тут, кстати, случился пожар, который уничтожил в Каласево целую улицу, в том числе и их избу. На Урале они жили в землянке, им обещали выделить квартиру в доме, но они не дождались. Здоровье Агафьи пошатнулось. И как ни уговаривал ее Лаврентий, как ни стращал, что придется возвращать подъемные деньги, им пришлось вернуться в Каласево со справкой врача о том, что Агафье вреден климат Уральских гор.

Дома их встретила равнодушным молчанием старшая дочь, Нюра. Богобоязненная мать Агафьи, не желая брать с собою грех в иной мир, призвала к себе старшую внучку и исповедалась перед ней в юношеских грехах ее матери. Девочка рыдала. Как такое может быть? Тогда старуха призвала свидетелей, среди них был и Герасим. Эти разоблачения не прошли бесследно для воображения девушки, она отказалась принимать участие в странствиях родителей по стране и решила остаться рядом с бабушкой. Мать не хотела говорить Нюре об Иосипе, ссылаясь на свое желание предать все прошедшее забвению. Для сестер и братьев Нюры это открытие тоже стало событием. Слова умирающей бабушки «твой настоящий отец в Югославии, и он вернется за тобою» передавались из уст в уста. От этого возвращения ждали каких-то чудес.

Внешность и манеры Нюры заметно отличались от других детей Агафьи. Как и мать, Нюру тоже считали красавицей, а ее загадочное происхождение только добавляло интереса к ней. Обида на мать за скрытую тайну, желание жить самостоятельно толкнули Нюру на раннее замужество, в 16-летнем возрасте, с самым красивым парнем Каласево, Михаилом Архиповым. Он служил охранником в городской тюрьме Казани, откуда приезжал в родное село в отпуск. Нюра уехала к мужу в город.

Ее второй дочери, Рае, не было и года, когда Нюра неожиданно вдруг приехала из Казани в Каласево и попросила мать подержать малышку несколько дней. Агафья очень удивилась такому неожиданному визиту, тем более что ребенка надо было еще кормить грудью. Через неделю Нюра не вернулась.

А потом пришла телеграмма из Казани о том, что Нюра в больнице умирает от сильного кровотечения. Агафья приехала в Казань к гробу дочери! Нюра, оказывается, чтобы избавиться от нежелательной беременности, решилась на криминальный аборт – официальные тогда были запрещены. Вышли осложнения, в казанской больнице Нюру, дочь военнопленного Иосипа, не спасли.

Дочери Нюры – Лиза и Рая – жили у Агафьи, пока Раю не забрал к себе на воспитание в Новосибирск старший сын Агафьи, Александр. Отец ее, Михаил Архипов, отдал дочь в чужие руки без разговоров, после смерти Нюры он уже подыскал себе новую жену. Агафья проводила внучку Иосипа со слезами, а потом, когда ей присылали фотографии повзрослевшей Раи, не уставала удивляться ее схожести с Иосипом. Герасим Эрзянкин ей это тоже подтверждал во время совместных воспоминаний о хорвате. Но об этом они никому не говорили ни слова. К этому времени уже все знали, что военнопленный, бывший в их селе, стал после Второй мировой войны президентом Югославии и звался теперь именем, гремевшим на весь мир, – Иосип Броз Тито.

Товарищ Тито

В 1957 году руководство Мордовии было взволновано публикацией в журнале «Огонек». Президент Югославии в интервью заявил о своем желании посетить место своей ссылки. «Когда я был в 1956 году в Советском Союзе, то получил письмо от товарища, с которым подружился еще в 1916 году, работая в селе Каласево Ардатовского уезда. Его звали Герасим, хороший парень! Интересно было бы посетить все эти места, посмотреть», – задумчиво говорит товарищ Тито корреспонденту».

Супруга первого секретаря Мордовии, которая в местном университете читала лекции по русской литературе, попала в сложную ситуацию. Студенты с журналом в руках задавали ей вопросы о президенте Югославии. В конце 40-х годов ХХ века Иосип Броз Тито начал проводить в своей стране политику, независимую от СССР, перестал прислушиваться к советам Иосифа Сталина. Тито предали анафеме, и долгие годы в заголовках советских газет красовалось: «Банда Тито». С приходом к власти Никиты Хрущева Иосип Броз Тито побывал в Москве с визитами, начались разговоры о его возможном приезде на мордовскую землю. И вот в 1957 году срочно начали ремонтировать дорогу в сторону Ардатова, посыпать песком лужайки и белить дома у обочины. И жену первого секретаря обкома, зная ее как человека честного, спросили: правильно ли перед приездом Тито наводить порядок на одной дороге, когда другие не обустроены? Смысл ответа педагога стал образцом дипломатической увертки. Если бы приезжал любой руководитель из Советского Союза, такую встречу можно назвать абсолютно неправильной. Но, учитывая, что за годы социализма сделано что-то, а Тито верил в будущее социализма и видел Каласево при царе, надо показать, что за эти годы изменилось.

А там по-прежнему на крышах желтела солома...

Сначала Агафья и Герасим в Каласево благоразумно молчали о своих близких отношениях с военнопленным.

А тут начались разговоры о возможном приезде Тито в Ардатовский район, в Каласево. Над Лаврентием, обычно уклонявшимся от выпивок с колхозными скотниками, с которыми он работал, стали подсмеиваться. Да еще Герасим Эрзянкин, полностью освоившийся с ролью друга югославского президента, рассказывал многочисленным московским гостям обо всех его привычках и манерах. А офицеру КГБ Владимиру Тумпарову, который с ним часто беседовал, Герасим показывал, какие большие и толстые русские блины любил Иосип. Собственный дом Герасима разваливался, и он мечтал, что Тито даст ему средств на постройку нового. «А своих внучат, может, и пристроит у себя на родине, – говорил он и подмигивал Лаврентию, – а может, и Агафью не оставит в этой грязи...»

Насчет Агафьи Герасим, конечно, преувеличивал, но слушать такое было невыносимо для любого мужчины. Лаврентий не был исключением. Имя Иосипа стало проклятием всей его жизни. Он уже не мог выносить непосильной работы и откровенного многолетнего невнимания своей супруги. Он даже пуговицы на рубашку пришивал себе сам, сам вязал себе рукавицы. Его ни разу не видели курящим или пьяным, ссорящимся с кем-то. Накануне религиозных праздников он не спал ночью и делал из соломы жуков, которых развешивал по стенам на потеху детишкам. А в свободную минуту латал валенки детям и внукам. Иногда от усталости засыпал прямо на валенке. Однажды, когда щеку Лаврентия насильно оторвали от этой подушки, глаза его уже не открылись, как ни трясли его седую голову. Теперь он навсегда перестал бояться приезда Иосипа.

Тито не приехал в Каласево, муж умер. Через два года после смерти Лаврентия умер и Герасим Эрзянкин, так и не дождавшись от Тито денег на постройку нового дома. И главным свидетелем пребывания Тито в Ардатовском районе стала Агафья. Славу мордовской жены Тито за ней окончательно закрепил ардатовский краевед-энтузиаст Валерий Дубинкин, который записал все воспоминания о пребывании хорвата в Каласево, привез из Москвы большую фотографию президента Югославии. Смотреть на нее ходило все село.

В 1969 году Агафью Сарайкину срочно пригласили к телефону в контору сельского совета. Из разговора с сотрудником югославского посольства она узнала о приглашении в Москву для встречи с Тито. Это было спустя два года после того, как югославскому президенту мордовский обком партии отказал в визите в Мордовию. Агафья ехать одна в Москву побоялась, а дочь Александра, жившая в соседнем селе, отказалась сопровождать мать. Не подействовали на дочь ни слезы, ни увещевания: в конце концов-то речь все-таки шла о любовнике матери, с которым она сходилась еще до замужества, отношения эти лежали на семье темным пятном. А в селе распространился слух, что Агафья сама отказала Тито во встрече, памятуя его неверность и не желая ворошить прошлое.

Но спустя три года к ней снова пожаловали гости договариваться о новом визите Броз Тито и выбирать место для вертолетной площадки. А через неделю из МИДа позвонили в Саранск и сказали, что визит Тито снова отменяется. Поползли слухи, что визиту воспротивилась его молодая, деспотичная и притом пятая по счету супруга, Иоланта, имевшая на Иосипа большое влияние. Также говорилось о том, что Тито хотел приехать в Каласево, где его помнили грязным и оборванным пленником, во всем сиянии маршальского мундира, который он любил носить, в сопровождении большого эскорта. Но такую встречу ему никак не могли устроить. И все-таки Тито увидел еще раз Каласево.

Перед 80-летним юбилеем Тито приехала из Югославии группа кинематографистов, которые снимали большой документальный фильм о своем президенте для телевидения. На каждый год его жизни снималось по серии, и одна серия должна была быть посвящена ардатовскому периоду. Перед приездом иностранцев спецслужбы предупредили местные власти о принятии мер по возможности предотвращения их посещения Каласево и встречи с Агафьей. Киношники приехали в момент разлива Алатыри, река затопила пойму, проехать было невозможно, гостей специально возили по лесу, но так и не подвезли к мосту, по которому можно было пробраться к Каласево.

Множество людей стояло на каласевском берегу и видело, как югославы разглядывают в бинокли село, где некогда жил их вождь Тито, как снимают на кинокамеры сельские крыши, специально для того покрытые железом... Конечно, было желание увидеть и Агафью. Она уже сидит дома, одевшись во все лучшее. Напрасное ожидание! Иностранцев угостили в ардатовском ресторане водкой, которую они выпили за здоровье великого Тито и в тот же день уехали. После этой попытки Иосипа увидеть Агафью новых не последовало. А в 1980 году он умер на 86-м году жизни. Агафья узнала об этом по телевидению и теперь почувствовала себя по-настоящему вдовой. Жизнь Агафьи уже больше не была отмечена ожиданием и мечтой о встрече, и единственным ее желанием, как и всякой сельской женщины, было желание удержать сыновей от пьянства, а дочерей – от ссор друг с другом.

До самой смерти она сохранит ясную память, интерес к политике и способность пересказать домашним суть политического доклада руководителя страны, услышанного по радио. Запись о смерти Агафьи Афанасьевны Сарайкиной в книге каласевского сельсовета появилась 12 марта 1992 года. Она прожила 96 лет. Но ведала ли равнодушная рука сельского секретаря, что вписывает еще одну строку в историю русской жизни?

Евгений РЕЗЕПОВ

 20.03.2009
 Начало здесь и здесь.